Том 02. Желанный царь - Страница 33

А 20 июня, дивным светлым праздничным утром, новый царь торжественно вступал в Москву. Звонили колокола всех сорока сороков московских. Сияло радостное солнце… Сверкала алебардами польская конница в блестящих латах.

Трубачи и литаврщики предшествовали поезду. Ряды стрельцов яркими праздничными кафтанами пестрили картину. Раззолоченные царские кареты, запряженные цугом, по шести лошадей каждая, и бояре, и дети дворянские в роскошных кафтанах сливались в одно яркое пятно цветной парчи, бархата, золота и драгоценных камней. За служилыми людьми несли иконы, хоругви, кресты, шло духовенство в светлых ризах. А за ними ехал новый царь, на белом коне, отвечавший радостными слезами на крики народа:

— Здрав буде, наше красное солнышко! Живи многи лета, прирожденный государь московский!

Слезы не высыхали на глазах Димитрия… И весь народ плакал вместе с молодым царем.

У Успенского и Архангельского соборов новый царь спешился, вошел в храмы. Перед гробницей Иоанна Васильевича Грозного он преклонил колени и, рыдая, просил у покойного царя благословения на царство, еще более умиляя этим московские толпы.

А несколькими днями позже из Москвы, по приказанию Димитрия, уже мчался гонец Михаил Скопин-Шуйский к бывшей царице Марии Нагой, заточенной в дальнюю обитель, с приветом к ней от ее чудом спасенного сына и с наказами пожаловать на житье в Москву.

Глава VI

Снова после пяти долгих лет ожило, проснулось романовское подворье. Суета, уборка, чистка палат и теремов закипели здесь. Отобранное четыре года тому назад в имущество царя Бориса и теперь возвращенное прежним владельцам молодым царем Димитрием, снова ожило это богатое старое гнездо.

Прежние челядинцы Романовых, оставшиеся без крова и хлеба, питаясь людским подаянием, заслышав о милостях нового царя к их опальным господам, со всех сторон, изо всех уголков Москвы стали возвращаться на старое любимое пепелище. Но не все могли вернуться, многих уже не было в живых, многие не вынесли своего жалкого существования и исчезли с лица земли. Но зато все, спасшиеся от нужды и лишений, деятельно принялись за работу по уборке господских палат.

Помимо бесчисленных вотчин и крестьян, все сокровища Романовых были возвращены им по принадлежности, из глубоких подвалов Бориса нагруженные возы то и дело доставляли сюда меха, утварь, золото, серебро, самоцветные камни, одежды, шубы и оружие. Старый Сергеич, приехавший сюда из далеких Клон, как и в былые времена, верховодил устройством и уборкою подворья.

Нынче должны были вернуться его опальная боярыня-инокиня с боярышней и детьми.

Знал старик, что что-то еще более торжественное и неожиданное готовилось для его бояр-государей. Как слышал Сергеич, нынешний царь первое, что сделал по восшествии своем на престол, вернул из заточения свою инокиню-мать, бывшую царицу Марью, боярина Богдана Вельского, своего дядьку, сосланного Борисом, и своих дядей Нагих. И если верить смутным слухам, то и о других родственниках своих, Романовых, позаботился молодой государь. Слыхал Сергеич, наравне со всею дворнею, что Филарету Никитичу, его бывшему государю боярину, предложат сан Ростовского митрополита, а Ивану Никитичу почетное место в государевой Думе.

Не сегодня-завтра примчат сюда из дальнего заточенья обоих братьев, а из Клон все семейство Филарета Никитича. И всеми силами старается поспеть с уборкою к этому дню старик… Ему помогает мамушка Василиса Кондратьевна, изменившаяся и исхудавшая до неузнаваемости за последние годы среди своих нищенских скитаний. Устанавливают наскоро лари, скрыни и тяжелые сундуки, присланные из дворца. Пересматривают, перетряхивают, проверяют вещи. Из возвращенных вотчин, из Домнина, еще накануне пришли подводы с разною живностью для бояр. Целый поезд подвод с курами, утками, мясными тушами, зерном, хлебом и всевозможным деревенским гостинцем.

Недоставало только самих хозяев, но их ждали только к ночи, а то и завтра поутру из-под Коломенского, где они должны были сделать последний привал.

Немудрено поэтому, что Сергеич всячески торопил челядь с уборкою и до полусмерти загонял холопов, стараясь достойно встретить своих дорогих господ.

***

Погожее, ясное утро ранней и ясной осени застало давным-давно на ногах молодого московского царя.

Пренебрегая старым московским обычаем ложиться спать с петухами и проводя целые ночи в пирах с наехавшей из Польши литовской знатью, под звуки труб и литавр, гремевших чуть ли не до зари в царском дворце, царь Димитрий Иванович проснулся тем не менее рано и, по заведенному обыкновению, в скромной выходной одежде скрылся из дворца.

Вошли в обыкновение у царя московского эти ранние прогулки, во время которых он заглядывал один-одинешенек, без свиты и даже без пахолка-пажа, в мастерские, где изготовлялось оружие, оттуда отправлялся на Монетный двор и в торговые ряды, говоря со всеми попросту, останавливая прохожих и расспрашивая их обо всем.

Но в этот раз царь вышел не пешком. Царский конюший подал ему к крыльцу едва объезженную дикую лошадь, так и рвавшую удила. Объезжать таких лошадей было великим удовольствием для Димитрия. Он вихрем носился на них, к немалому удивлению старых бояр, неблагожелательно покачивавших своими убеленными сединою головами. Не нравилось это молодечество царя тяжеловесным на подъем московским вельможам.

— Ровно тебе и не царь, а простой человек, как и мы, грешные, — недовольно шушукались они втихомолку.